Пока Корди старательно сохранял спокойствие, вокруг Ленлина жизнь кипела!
Легко понять радость родителей Ильмы — они уже готовились к худшему, воображали тысячи бед, какие могли приключиться с пропавшей доченькой… Деревенские мужчины искали в лесу едва ли не до рассвета — разумеется, ничего не нашли и возвратились в село, обменявшись клятвами снова выйти на поиски завтра… Они как раз сходились к околице, когда на дороге показалась Ильма — верхом на коне и сопровождаемая отважным спасителем!
Поэт тщетно пытался объяснить, что он лишь сопровождал героя и что с разбойниками расправился Корди — тот самый парень, с которым они вчера обедали у Мартоса, но никто не желал слушать. Тем более Ильма почему-то вбила себе в голову, что всем обязана этому прекрасному белокурому юноше в красивом камзоле, а вовсе не тому, другому, хмурому и неразговорчивому… да еще и наряженному в черное.
А уж когда Ильма объявила, что этот храбрец не только вырвал ее из лап злодеев, но и перебил банду, радость сельчан просто перехлестнула границы. Девушка охотно демонстрировала окровавленную одежду и тыкала пальцем в то место, куда свалилась отрубленная башка разбойничьего атамана. От этих тычков сорочка ходила ходуном и мягко содрогалась… У Ленлина голова пошла кругом. Блондин вырвался из кольца крепких рук, обнимающих, хлопающих по плечам, и заорал:
— Да послушайте же! Я здесь ни при чем! Это Корди! Корди освободил вашу Ильму! Черноволосый парень — помните, вчера? Он герой! Он убил волка-людоеда в Раамперле и совершил другие подвиги! Он, не я!
Ильмин отец снова заключил поэта в объятия и объявил:
— Возвратится второй парень, станем его хвалить. А пока ты здесь — прими нашу благодарность, не побрезгуй. Верно я говорю?
Земляки дружно зашумели. Помимо благодарности за спасение Ильмы, они испытывали облегчение от известия, что покончено с бандой. Разбойники давно уже стали костью в горле для всей округи.
Ленлин и опомниться не успел, как очутился в заведении Мартоса за столом, уставленным яствами. Вокруг шумели крестьяне, лилось пиво, а Ильма, успевшая переодеться, сидела рядом с поэтом. После первой кружки она перестала называть его «дяденькой», после второй — передвинулась поближе, а после третьей — как бы невзначай прижалась к блондину тем самым местом, на которое свалилась отрубленная голова разбойника…
Ленлин не сомневался, что неотразим, и принимал восторги девушки как должное… но загорелая крестьянская девчонка, увы, не смогла пробудить в груди поэта ответного чувства. Он бы и рад был сдвинуться от охмелевшей Ильмы подальше, да с другой стороны оказался отец спасенной, успевший влить в себя куда больше пива, чем возлюбленное дитя, и тоже стремился выказать внимание Ленлину.
Крестьянин принялся пересказывать парню собственные страхи, какие успели прийти ему в голову, пока искали Ильму.
— …А более всего, скажу, опасался я, что попало дитя в лапы Прекрасного Принца, — пьяно твердил счастливый отец, — это ж верная смерть!
Ильма всхлипнула и снова прижалась к Ленлину.
— Корди говорил, что в Красный Замок идут караваны рабынь, — пытаясь отстраниться от разгоряченной девицы, вспомнил Ленлин. — Куда ему столько?
— Ему всегда будет мало! — Крестьянин стукнул опустевшей кружкой о стол. — Потому что обычай его таков. Он желает вечно молодым красавчиком быть! Писаным красавчиком!..
Мужик понурился.
— И как это связано с девушками? — Ленлин торопливо оттолкнул Ильму, привстал, потянулся за кувшином и наполнил кружку собеседника.
Тот сразу оживился и продолжил:
— А говорят, он умеет юность хранить, если будет умываться всякую ночь кровью. Черное колдовство, Тьма его возьми! Но оно действует!
— Точно! — поддержал сидевший рядом сутулый Мартос. — Говорят, у него над кроватью крюк железный, на нем человека подвешивает и кровь выпускает! А сам смеется, гадское отродье, и умывается, умывается и смеется.
— А сам смеется, и глотает кровь, и по всему телу размазывает! — выкрикнул еще один мужчина. — Оттого и молодой, цветущий! Розовый весь! Я его видел! Два раза!
— Но прежде чем кровью мыться, естество любит тешить, потому и возят ему девок молодых, — снова заговорил отец Ильмы. — Чтобы сперва как человек насладиться мог, а после — несчастную на крюк! И уж тогда не человеком себя держит, а исчадьем Тьмы!
— И возят ему молодых да красивых! — вставил Мартос. — Потому что он Лорд! И все самое сладкое желает, самое сладкое!
— Мало ли, что ему чужих девок возят! — выкрикнул кто-то. — Он и нашими не побрезгует, ему только дай волю!
— Точно! Наши — самые лучшие!
— Наши девки — краше всех!
Ильма, будто только теперь сообразила, от какой участи избавлена, уронила голову на сложенные ладони и горько зарыдала. Две женщины водрузили на стол блюдо с зажаренным поросенком, вокруг румяных боков плескался жир, в котором плавали мелко порубленные кусочки душистой травы… Ильмин отец и Мартос дружно потянулись к блюду, спеша выбрать куски получше, участники застолья зашевелились…
Ленлин не слушал, он запрокинул голову и шевелил губами. Сейчас не было ни пива, ни шумной толпы, ни свинины, ни жаркого бока Ильмы — поэт был один под небом…
Есть Красный Замок средь лесов,
Там правит Лорд Алхой.
Наполнен злобой до краев
Он, как никто иной!
Ленлин снова ощутил, что говорит не своими словами, до встречи с Корди ему бы в голову не пришла строчка: «Наполнен злобой до краев».